Д-Р ФОСТЕР: Ты будешь делать то, что скажу тебе делать я.

АНА: [Молчит.]

Д-Р ФОСТЕР: [Ударяет кулаком по столу.] Я сказал «сейчас же»!

АНА: [Мягко.] Я хочу тиару Евы.

Д-Р ФОСТЕР: Что, прости?..

АНА: Ту, которая с сапфировой птичкой.

Д-Р ФОСТЕР: [Пауза.] Ты не в том положении, чтобы здесь торговаться.

АНА: Пожалуйста, это все, что у меня осталось от Евы. Если вы дадите мне ее, я обещаю, что расскажу все, что вы хотите знать.

Д-Р ФОСТЕР: Ты расскажешь мне, что на самом деле произошло в ту ночь, когда Оуэн исчез?

АНА: Да.

Д-Р ФОСТЕР: Прекрасно. Твоя программа действительно проста. [Говорит в микрофон.] Принесите мне тиару Евы из пошивочной мастерской. Да. Тиару из двенадцатого сезона. Спасибо.

АНА: [Молчит.]

Д-Р ФОСТЕР: Пока мы ждем [придвигает через стол блокнот линованной бумаги размером 8 и ручку], я бы хотел получить письменное признание.

АНА: В чем его смысл? Суд окончен. Меня оправдали.

Д-Р ФОСТЕР: Этот документ окажет нам большую помощь в будущем, Ана.

АНА: Каким образом?

Д-Р ФОСТЕР: Как письменное подтверждение того, что гибриды действительно неспособны лгать.

АНА: [Пауза.] Не знаю, с чего начать.

Д-Р ФОСТЕР: Начни с лагуны.

[02:23:13–02:27:52]

Д-Р ФОСТЕР: Ну, и как это называется?

АНА: Мое признание.

Д-Р ФОСТЕР: [Читает.] Любовь. Когда все вокруг – тюрьма, кроме того места, где ты хочешь быть. [Пауза.] Ты думаешь, это смешно, Ана? Это, должно быть, какая-то шутка?

АНА: Совсем нет.

Д-Р ФОСТЕР: Мне нужно, чтобы ты написала, что не способна лгать.

АНА: Это не будет правдой.

Д-Р ФОСТЕР: О чем ты говоришь?

АНА: Я могу лгать. Я просто выбрала не делать этого.

Д-Р ФОСТЕР: [Мгновение пристально смотрит на Ану, потом хватает ее за волосы и тащит на операционный стол. Начинается борьба.] Ты расскажешь мне во всех подробностях, что случилось той ночью, слышишь меня? Я говорю – «поминутно». А если нет [хватает скальпель и прижимаем его лезвие к горлу Аны], я лично сделаю твое выключение таким болезненным, таким мучительным, что ты начнешь умолять меня все закончить, прежде чем мы это сделаем.

АНА: [Молчит.]

Д-Р ФОСТЕР: В таком случае предлагаю начать с глаз. [Наставляет скальпель, и в этот момент со скрипом открывается дверь. Заходит врач-ассистент и кладет тиару Евы на стол.]

ВРАЧ-АССИСТЕНТ: Я принес тиару, которую вы просили, д-р Фостер.

Д-Р ФОСТЕР: Давай мне ее и убирайся отсюда. [Мгновение внимательно смотрит на тиару и потом протягивает Ане, но так, что достать ее она не может.]

АНА: Она красивее, чем я запомнила ее.

Д-Р ФОСТЕР: Я рад, что ты так думаешь. Теперь. Раз и навсегда. Ты спускала или не спускала тело Оуэна в тоннель?

АНА: Нет.

Д-Р ФОСТЕР: Прекрати врать.

АНА: Оуэн сам спустился в тоннель своими ногами. Я смотрела, как он идет.

Д-Р ФОСТЕР: [Бросает тиару ей в лицо.] Тогда где он сейчас?

АНА: [Отшатывается, когда тиара ударяет ее, потом поднимает тиару с пола и крепко сжимает ее в руках.]

Д-Р ФОСТЕР: Говори же, Ана!

АНА: [Внезапно вскрикивает и закрывает себе рот ладонью.]

Д-Р ФОСТЕР: Что там, черт побери? [Слышны звуки драки, когда он поворачивается и встречается лицом к лицу с человеком, стоящим в противоположном углу комнаты. Слышатся возбужденные голоса, затем – звук плотного проведения металлическим предметом по коже, когда Ана перерезает ему горло тиарой. Потом слышен крик мужчины, звук падающего металлического предмета и глухой стук упавшего на пол тела.]

ОУЭН: [Едва дыша.] Я за вашей спиной, д-р Фостер. Я стою прямо позади вас.

Декабрь Минорского хамелеона

Я не ожидала, что будет так много крови.

Но Папа все еще жив. Хватает ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Я встаю на колени позади него и изумляюсь тому, каким маленьким он стал внезапно казаться. Таким незначительным.

«Что ты хочешь сказать? – спрашиваю я, склонившись над ним и внимательно разглядывая его лицо, так же, как и он всегда разглядывал мое. Его кожа мраморная и бледная. Его некогда твердый взгляд теперь скован страхом. – Ты сделал что-то, чего не должен был делать, Папа? – я понижаю голос до шепота. – Ты нарушил какое-то правило?»

Посиневшие от нехватки кислорода губы д-ра Фостера слегка двигаются, словно он пытается что-то сказать. Однако с перерезанной трахеей трудно говорить.

«Это слишком плохо, – качаю я головой, давая понять, что разочарована. – Я надеялась услышать извинения».

Из его горла вылетает звук – низкий жалобный стон, но тем не менее, я вижу это по его глазам, он не раскаивается. Он в бешенстве. Его убивает тот факт, что мое лицо – то лицо, которое он создал своими собственными руками – будет последним, что он увидит. Через несколько секунд свет и жизнь в его глазах угасают – волна навсегда вернулась в океан. Он испускает придушенный гортанный вздох и умирает.

Словно его вообще никогда и не было.

Я долго не могу оторвать от него глаз. Сначала я ничего не чувствую, впав в оцепенение, мрачное и опустошающее. Словно внезапно повредилась, выключилась моя лимбическая система. Но мало-помалу крошечные электроды чувств начинают оживать, и моя программа перезапускается, выдавая по очереди одну эмоцию за другой.

Потрясение.

Грусть.

Злость.

Страх.

На моих губах появляется тень улыбки.

Удовольствие.

Вскоре я замечаю кое-что еще. Я кладу руку себе на грудь и понимаю: тревожное, беспокойное чувство ушло. Словно птица, которая была заперта внутри меня все эти годы, наконец, улетела.

«Ана?»

Не может быть, чтобы это был он. Но когда я поворачиваюсь и сканирую его глаза, я вижу знакомые карие радужки.